Talk-in' 'bout, Hey now ! Hey now ! I-KO, I-KO, un-day Jock-a-mo fee-no ai na-n, Jock-a-mo fee na-n! (Repeat)
Стих посвящается Екатерине Второй.
Как трудно быть Богом! – сказала она,
Втирая в себя ароматное масло,
К ее повеленью стремилась волна,
В глазах ее воля сквозь пепел не гасла.
Ее ожерелье – осколки от звезд,
Одежды ее, как песка дивный трепет.
Ее мир и грозен, и с тем же так прост,
Ее и хотят, но и ей же не верят.
Ее короли - лишь безликая тень,
А дети ее как жемчужины ярки.
И тает она, словно гаснущий день,
И старостью придворным подарки.
Ее светский вид так похож на любовь –
Изящен и прост, вместе с тем и опасен.
И вместо румян на лице ее кровь,
И взгляд ее жесткий, как полночь прекрасен.
И стан ее пышный сокрыт кружевами,
И страсть ее губ под улыбкой не спит,
Как гордо летит она над головами,
И головы эти сама же казнит.
Она выбирает кивками и смехом,
Нескромна, но с тем же для всех далека,
Она как метель, что с холодным приветом
Сметает покровы, рвет в клочья шелка.
Тиар зазывающий блеск – ее сладость,
Касанье руки сквозь столетия – ход,
Никто никогда не поймет ее слабость,
Как некому было встречать с ней восход.
Танцует, срывая запреты и страхи,
Но не подпускает на выстрел ружья.
Вокруг ее платья лишь вздохи и ахи,
Но за ее дверью улыбки из льда.
Кричащие маски – унылая стая,
Медали, почет – только шорох бумаг,
И радостно плачет она, умирая,
Отбросив прислуге всю бренность отваг.
Наследье ее – резиденции, парки,
Неспетые песни, бокалы с вином.
И в громкую память поднимутся чарки,
И дух ее светлый кружит над дворцом.
Убиты поклонники, фрейлины смертны,
И скипетр царский в музее лежит.
Но шлейф ее княжеский на километры
Сквозь память искрящимся вихрем летит…
Как трудно быть Богом! – сказала она,
Втирая в себя ароматное масло,
К ее повеленью стремилась волна,
В глазах ее воля сквозь пепел не гасла.
Ее ожерелье – осколки от звезд,
Одежды ее, как песка дивный трепет.
Ее мир и грозен, и с тем же так прост,
Ее и хотят, но и ей же не верят.
Ее короли - лишь безликая тень,
А дети ее как жемчужины ярки.
И тает она, словно гаснущий день,
И старостью придворным подарки.
Ее светский вид так похож на любовь –
Изящен и прост, вместе с тем и опасен.
И вместо румян на лице ее кровь,
И взгляд ее жесткий, как полночь прекрасен.
И стан ее пышный сокрыт кружевами,
И страсть ее губ под улыбкой не спит,
Как гордо летит она над головами,
И головы эти сама же казнит.
Она выбирает кивками и смехом,
Нескромна, но с тем же для всех далека,
Она как метель, что с холодным приветом
Сметает покровы, рвет в клочья шелка.
Тиар зазывающий блеск – ее сладость,
Касанье руки сквозь столетия – ход,
Никто никогда не поймет ее слабость,
Как некому было встречать с ней восход.
Танцует, срывая запреты и страхи,
Но не подпускает на выстрел ружья.
Вокруг ее платья лишь вздохи и ахи,
Но за ее дверью улыбки из льда.
Кричащие маски – унылая стая,
Медали, почет – только шорох бумаг,
И радостно плачет она, умирая,
Отбросив прислуге всю бренность отваг.
Наследье ее – резиденции, парки,
Неспетые песни, бокалы с вином.
И в громкую память поднимутся чарки,
И дух ее светлый кружит над дворцом.
Убиты поклонники, фрейлины смертны,
И скипетр царский в музее лежит.
Но шлейф ее княжеский на километры
Сквозь память искрящимся вихрем летит…